Марья Андреевна Волконская, урожденная Нармацкая
Если Пётр Андреевич Нармацкой был «белой вороной» в казанском дворянском обществе, и его наследованная от отца агрессивность проявилась в форме отрицания общепринятых правил, то его сестра Марья Андреевна была типичным представителем дворянского общества второй половины XVIII века, отличаясь от других женщин своего сословия лишь неженской напористостью и умением активно участвовать в мужских делах имущественного характера.
О начале жизни Марьи Андреевны практически ничего неизвестно. Если её брат Пётр родился в Шуране (о чем есть запись в метрической книге прихода), то о дате и месте рождении Марьи сведений никаких нет*. Также неизвестно, какое образование она получила, и учили ли её вообще. Даже её замужество долгое время оставалось легендой. Д.А. Корсаков, видимо, с подачи потомков Нармацких-Кудрявцовых, утверждал, что Марья Андреевна была замужем за сыном казанского вице-губернатора Нефёда Никитича Кудрявцова – Яковом и матерью трёх детей: Надежды Яковлевны Дембровской, Веры Яковлевны Жмакиной и Якова Яковлевича Кудрявцова. Вслед за Корсаковым эта версия попала в генеалогический сборник Руммеля, Голубцова и утвердилась в сознании людей, интересующихся этим вопросом, на долгие годы.
Между тем мужем Марьи Андреевны был князь Павел Николаевич Волконский**. Именно под именем княгини Волконской она фигурирует в документах, о которых пойдёт речь ниже. Однако и эта версия замужества дочери Андрея Петровича содержит в себе массу загадок. Их разгадывание началось с обнаружения на форуме сайта vgd сообщения Ивана Попова о помещице капитанше Марье Андреевне Волконской, владеющей селом Князево (Марьина пустошь, Марьино) в Мензелинском уезде Оренбургской губернии [1]. Надо сказать, что в Казанской губернии ни Павел Николаевич Волконский, ни его жена Марья Андреевна поместий не имели. Однако они приезжали в Казань. В метрической книге Покровской церкви 1800 года зафиксированы записи с участием дворовых людей Павла Николаевича, а в 1797 году в шуранской церкви венчался дворовый человек княгини Марьи Андреевны Волконской Иван Фёдоров с дочерью какого-то московского купца. Последняя запись весьма интригует. Почему венчание не в Москве, где жили Волконские, а в деревенской церкви? Украл он что ли невесту? Был ли этот Иван Фёдоров крепостным? Ведь, если был, то жена тоже становилась крепостной. Неужели такая большая любовь, что свободы не жалко? В общем, загадка. Однако вернёмся к сообщению на форуме vgd.
Имение в Марьино было личной собственностью Марьи Андреевны, даже названо было в её честь. Купила ли она сама эту землю, или имение ей досталось в наследство от отца, сказать пока трудно. Согласно ревизской сказке 1795 года, селение называлось Марьина пустошь, и, скорее всего, крестьян там не было. В 1803-1804 годах Марья Андреевна перевела в Марьину пустошь своих крестьян из Нижегородской (129 душ) и Саратовской (63 души) губерний. Позже, в 1808 году были переведены ещё 30 крестьянских душ из Владимирской губернии. Понятно, что все эти записи о переводе крестьян в ревизской сказке 1795 года сделаны задним числом. Таким образом, мы видим, что Марья Андреевна, не получив в наследство деревень в родной Казанской губернии, наследовала их в других губерниях.
В той же ревизской сказке 1795 года сообщается, что в 1806/07 году Марья Андреевна скончалась. Из наследников указаны только два – муж Павел Николаевич Волконский (34 души) и брат Петр Андреевич Нармацкий, находящийся под опекой капитана Останкова (30 душ, переведенные из Владимирской губернии). Загадка №1 – кто наследовал остальных крестьян? Изучение следующих ревизий не прояснило этого вопроса. В ревизской сказке 1811 года в сельце Марьино один помещик – майор Павел Николаевич Волконский, а в ревизской сказке 1816 года появилось ещё одно имя - майора Сергея Васильевича Татищева. Последний имел также имения в Тульской губернии, откуда перевел 50 душ крестьян в Марьино. Не племянник ли это Петра Васильевича Татищева, купившего крестьян Шурановского прихода у Андрея Петровича Нармацкого в начале 70-х годов? Между этими семьями есть какая-то связь, пока неподдающаяся анализу – загадка №2. В следующей сказке 1834 года в качестве помещиков в сельце Марьино указаны Николай Юрьевич Волконский и его сестры Елизавета и Анна, получившие это имение в наследство от покойного отца Юрия Николаевича Волконского. О других помещикам ничего неизвестно.
Итак, что мы выяснили? В 1795 году Марья Андреевна уже была замужем, лично владела крестьянами в разных губерниях, умерла в 1807 году. У неё, видимо, не было детей, поскольку Марьино наследовал муж Павел Николаевич, а потом его брат – Юрий Николаевич. Отсутствие детей у Марьи Андреевны подтверждает и наследование дальними родственниками имущества Петра Андреевича Нармацкого в Казанской губернии.
Тут возникает загадка №3. Кто же был мужем Марьи Андреевны Нармацкой? Казалось бы, найти Павла Николаевича в большом, хорошо изученном роде Волконских большой сложности не представляет. Но в таком старом и многоветвистом роде, каким являются Волконские (и Татищевы, кстати, тоже), часто встречаются полные тезки – люди, имеющие одинаковые имена и отчества. После долгих поисков были найдены два Павла Николаевича Волконских, живших примерно в одно и то же время. Первый Павел - сын Николая Андреевича и внук Андрея Михайловича Волконского, второй, – сын Николая Петровича и внук Петра Савельевича Волконского [2]. И нет никакой уверенности, что не было третьего.
О первом Павле Николаевиче (1757-после 1825) известно довольно много. Известен его послужной список и состав семьи [3]. Но по данным Дворянской книги жену его звали Прасковья Ивановна, а последние дети рождались после 1807 года – года смерти Марьи Андреевны [4]. К тому же, у него не было брата Юрия Николаевича, и дети вполне могли наследовать имение, поскольку они были живы вплоть до 50-х годов XIX века.
Сведения о втором Павле Николаевиче весьма скудны [5]. Имел воинское звание майора, умер в 1821 году. Известно имя жены. К сожалению, это не Марья Андреевна, а Анна Ивановна, вдова Попова. Поскольку даты не указаны, она может быть второй женой. О детях ничего не сообщается. Единственная зацепка – у этого Павла Николаевича было много братьев и сестер, в том числе и брат Юрий Николаевич, у которого были дочери Анна и Елизавета. Ну вот пока и всё, что удалось выяснить о судьбе дочери шуранского помещика-разбойника Андрея Нармацкого.
А теперь поговорим о том, что удалось узнать лучше, - о деловых качествах и характере Марьи Андреевны. Познакомиться с этой стороной её личности нам помогут её же челобитные, которых она в борьбе за имущество отца написала немало. Напомню, что в XVIII веке после смерти помещика 1/7 часть наследства доставалась вдове, 1/14 часть каждой дочери, а всё остальное наследовалось по мужской линии, даже если это были не самые близкие родственники. В соответствии с этими правилами Марье Андреевне, видимо, мало что досталось от огромного богатства отца. И, будучи ещё незамужней девицей, она начала борьбу.
Я об этом уже рассказывала при описании истории жизни Петра Андреевича Нармацкого, попавшего в 1777-1783 годах под тяжелый пресс судебного разбирательства. Марья Андреевна вмешалась в дело, когда страсти начинали утихать, появились какие-то компромиссные решения, и Петру Андреевичу даже в какой-то степени вернули возможность распоряжаться своим имуществом. В своем прошении в Сенат [6] сестра использовала максимум красноречия, чтобы убедить судей в умопомешательстве брата и его несносном характере, опасном как для общества, так и неё лично. Её целью было лишение брата прав продажи и передачи имений, а также выдачи векселей под эти имения. По мнению Марьи Андреевны, брат в силу своего помешательства желает лишить её положенного ей наследства. Вторым желанием девушки было получить опекунство над имуществом брата, что было по тем временам весьма смелым требованием.
Уже в этой челобитной удивляет расчетливый и компетентный взгляд молодой девушки на хозяйственные дела. Она обращает внимание Сената на плохое ведение дел назначенными опекунами Второвым и Глазатым. По её словам, по недосмотру опекунов каменный дом в Шуране стоимость 1000 рублей пришел в полную негодность. Исчезла вся мебель, разрушалась часть каменной ограды вокруг дома. Практически перестал существовать шуранский конный завод стоимостью 30 тысяч рублей. Деньги, собранные с крестьян, опекун Второв хранил у себя дома, хотя разумнее, по мнению Марьи Андреевны, положить их в банк. Опекуны ничего не сделали, чтобы вернуть документы на имущество, конфискованные во время следствия над отцом. Обратите внимание, насколько молодая девушка была в курсе дел шуранского имения, хотя сама в то время там не жила. Контролирует она и состояние других имений брата. Так в своём прошении она обращает внимание, что у Нармацких есть ещё имения в Московском, Владимирском, Гороховском, Веневском и Синбирском уездах. Над ними не установлена опека, в результате чего они находятся вообще без пригляда. Например, господские хоромы в нижегородской вотчине села Абабкино, «никому в смотрении состоящие» были свезены в вновь учрежденный город Горбатов. Трудности возникли и в подмосковной деревне Доможировка, доставшейся в наследство от ротмистра Андрея Федоровича Нармацкого. Жалуется Марья Андреевна и на невозможность вследствие неразберихи с документами вступить в наследственные права после смерти родственницы Марьи Пересветовой.
То ли жалобы Марьи Андреевны подействовали, то ли действительно опекуны недобросовестными оказались, только в 1785 году опекунов сменили. За Шураном и Сорочьими горами стал приглядывать секунд-майор Петр Васильевич Аристов, за селом Старосельским – поручик Языков. В 1788 году Аристов пытался отказаться от обязанностей опекуна, так как, по его словам, находясь при должности земского исправника, он не успевал заниматься делами опекунства [7]. И, действительно, Аристову не раз указывали за то, что отчеты, которые нужно было сдавать каждый год к 10 января, в дворянскую опеку вовремя не поступали. Так за 1787 и 1788 годы он отчитался лишь в конце апреля 1789 года. Но всё-таки Петр Васильевич как-то пытался следить за имуществом Нармацких. В 1788 году он добился того, чтобы приказчик Казимеров, не уследивший за вещами из господского дома, вернул их стоимость деньгами. В 1795 году опять произошла смена опекуна в Шуране, Сорочьих горах и Старосельском. Аристов всё же отказался от обременительных обязанностей, и наступил звёздный час Марьи Андреевны, уже ставшей княгиней Волконской. Получив 20 января 1795 года опекунские права над имениями брата, она живо принялась за дело.
Для начала Марья Андреевна решила разобраться с делом о крестьянах Татищева. Это как раз те крестьяне, с которых начался конфликт бедного Петра Андреевича с властями. Вывезенные из нижегородского села Нучарово крестьяне Нармацких были по какой-то причине утверждены Юстиц-коллегией в 1773 году за унтер-лейтенантом Рыбушкиным и титулярным советником Алексеем Вороновым. Последние продали этих крестьян в 1775 году Петру Васильевичу Татищеву. Крепостные, уже не принадлежащие Нармацким, между тем разместились на их земле в Шуране, Сорочьих горах и Старосельском. Господин Татищев то ли забыл об этих людях, то ли решил не утруждать себя вывозом их в свои имения. Петр Нармацкий пытался решить этот вопрос силовым методом, выселив бедных крестьян из их домов. С этого началась череда странных событий, приведшая отставного поручика к печальному концу. Позже вопросом чужих крестьян пытались заниматься опекуны. По заявлению майора Второва и поручика Глазатова Лаишевский земельный суд рассматривал дело о татищевских крепостных в 1782 году, был издан указ о их выселении. Но приступив в 1795 году к обязанностям опекуна, Марья Андреевна обнаружила, что крестьяне Татищева до сих пор живут на том же месте. По 4 ревизии только в Шуране их было 80 человек (34 мужчин и 26 женщин). Поэтому 14 февраля 1796 года Волконская вновь обратилась в суд с прошением об исполнении указа 1782 года [8]. Суд изучал дело до 18 декабря 1801 года (6 лет!!!), признав обоснованность требований княгини. Но за это время Петр Васильевич Татищев умер, а его наследника - племянника Дмитрия Васильевича Татищева чиновники долго не могли найти, чтобы сообщить о решении суда. В 1801 году дело было сдано в архив. Тем не менее, с 1802 года из метрических книг Шуранского прихода исчезли записи с участием крестьян, принадлежащих Татищеву. Дмитрий Васильевич либо их вывез, либо продал местным помещикам.
Обнаружила Марья Андреевна непорядок и в другом месте. 15 мая 1797 года всё тот же Лаишевский суд рассматривал прошение княгини Марьи Андреевны Волконской [9], в котором она обвиняла своего соседа – Льва Васильевича Толстого, владельца села Мурзихи (Никольское), в незаконном захвате земли на острове Сорочем, напротив деревни Сорочьи горы. Видимо, воспользовавшись отсутствием хозяйского пригляда и упадка хозяйственной деятельности сорочьинских крестьян, крепостные господина Толстого присвоили покосы на острове. Марья Андреевна обстоятельно объяснила наследственные права Нармацких на этот остров, приведя в доказательства сведения из старых документов. В этом случае дело было рассмотрено быстро и закрыто уже 23 мая 1797 года. Однако предписание суда выполнено не было, за что в 1798 году было сделано порицание секретарю Лаишевского земельного суда. В том же 1798 году зачем-то дополнительно провели опрос крестьян деревень Масловка, Большая Елга и Рыбной слободы о принадлежности острова. Каково было окончательное решение суда, в деле не прописано. В «Историческом описании имений рода Василия Борисовича Толстого» [10] сообщается, что 22.01.1824 года Павел Львович Толстой продал Александру Яковлевичу Жмакину лесной остров на правой стороне Камы. Вероятно, речь идёт о Сорочем острове. По всей видимости, отвоевать остров Марье Андреевне в 1798 году не удалось.
Завершая рассказ о Марье Волконской, познакомимся с ещё одним эпизодом её жизни, попавшим в судебные хроники. 1 ноября 1798 года Марья Андреевна приехала в Казань по своим делам и остановилась на квартире в доме француза Понса. Дворовый человек барыни Игнатий Емельянов сообщил ей, что одна из служанок по имени Маремиана Никитина (из крепостных брата Петра Андреевича) сыпала какой-то порошок на обивку господской кибитки, готовой для выезда. Об этом рассказала ему живущая при доме солдатка Акилина Наумова, видевшая всё своими глазами. Началось разбирательство на месте. Маремиана Никитина созналась, что порошок сыпала, но делала это с целью уничтожения моли, якобы увиденной на обшивке кибитки. Марье Андреевне всё это показалось подозрительным, и она подала заявление в полицию, чтобы там провели расследование [11]. Этот факт обращения к властям весьма любопытен, ведь в то время суд над крепостными был в полной власти помещика. Маремиана Никитина, жена дворового человека Кондрата Иванова, 45 лет, живущая постоянно в Казани, была взята под стражу. Во время допроса она созналась, что купила порошок за 30 копеек у татарки Анны Ивановой. 30 декабря 1798 года дело было передано в Лаишевский уездный суд. Были потребованы объяснения от княгини, обвиняемой и упомянутой Анны Ивановны.
Анна Иванова, которая оказалась Халидой Муртазиной, женой отставного морской службы унтер-офицера Мавлюта Измайлова, проживающей в доме у Захарьевской будки, рассказала, что подозреваемая женщина действительно к ней приходила. Посетительница рассказывала, что барыня сживает со свету её сестру, и просила продать ей яд. Но якобы Анна Ивановна в присутствии свидетелей ту женщину выгнала, и никакой порошок ей не продавала. Вызвали свидетелей, которые подтвердили алиби, и Анну Ивановну отпустили под подписку о невыезде и под поручительство какого-то драгуна Тимофея Тохтарова.
В объяснении Волконской повторена история, изложенная в первоначальном прошении. Лишь были добавлены подробности о нахождении у обвиняемой остатков порошка и весьма рискованной попытке определить его состав одной из служанок путем пробы на вкус. В результате исследовательнице стало плохо, и она оказалась на несколько дней в нерабочем состоянии.
Наиболее любопытным оказалось объяснение Маремианы Никитичны. Она рассказала, что в Шуране живёт её сестра Авдотья Никитина, жена дворового человека Ермолая Прокофьева. Её за что-то барыня невзлюбила. Однажды Маремиана услышала на улице разговор незнакомых ей женщин о том, что живёт в Казани татарка Анна Иванова, которая умеет помочь в случае, когда муж не любит жену или жена мужа. Жалея сестру, Маремиана Никитична решила пойти к татарке и купить снадобье, уничтожающее такую нелюбовь. «Чтобы сестру спасти и привести её в милость». Заплатив 30 копеек, она получила такой порошок, и никаких свидетелей при этом не было. Татарка объяснила, что порошок нужно насыпать в кибитку с той стороны, где будет сидеть барыня. Что и сделала Маремиана без всякого злого умысла, а только с целью «привести в любовь свою сестру».
Суд в добрые намерения женщины не очень поверил и приговорил её 4 августа 1799 года к публичному наказанию – 25 ударам кнутом нещадно и принародно на площади Шурана. После наказания Маремиана Никитична была сослана на поселения в Екатеринбург для работы на суконной фабрике. Такие вот дела творились у нас в Казани в XVIII веке.
* В 1797-98 гг. Мария Андреевна вместе с мужем приезжала в Казань и Шуран . В исповедной ведомости Шуранского прихода за 1798 год [12] найдена запись о исповедовании Волконских, где указан их возраст. Обоим в этом году было 35 лет, то есть родились они примерно в 1763 году. Эта дата вызывает удивление, так как жена Андрея Петровича Нармацкого Авдотья Яковлевна умерла в 1759 году. Более правильным выглядит информация о возрасте Марьи Андреевны из исповедных ведомостей московских церквей. Согласно им, она родилась примерно в 1750/52 гд.
**Венчание Павла Николаевича Волконского и Марьи Андреевны Нармацкой происходило 3 октября 1795 года в московском храме Николая Чудотворца на Ямах [13]. Марья Андреевна представлена как дочь умершего от армии капитана, а Павел Николаевич как флигель-адъютант генерал-аншефа Михаила Федотовича Каменского. Благодарю Любовь Долженко за эту информацию.
