Князья Дадиани
Род грузинских князей Дадиани владел Мегрелией – полунезависимым княжеством в западной Грузии, заселе
В Россию первым из этого рода перебрался Егор (Георгий) Леонтьевич (Леванович) Дадиани , сын владетеля Мегрелии Левана IV и имеретинской царевны Тинатин. Егор Леванович был женат на дочери царевича Александра Арчиловича Софье Александровне Имеретинской . Известны 4 их детей: Николай, Петр, Михаил и Елизавета. Это была богатая семья, владевшая имениями в Московской и Нижегородской губерниях. В Казанской губернии грузинским князьям Дадиани тоже были выделены земли. Имя Петра Егоровича Дадиани встречается в метрических книгах сёл Державино Лаишевского уезда и Кузнечиха Спасского уезда примерно с 1747/48 г.
Об истории землевладения в Державино подробно рассказано в книге А.Д. Тумакова [1] . До Дадиани помещиком в этом селе были известный казанский комиссар, помощник воеводы Александр Савич Сергеев и его брат Даниил Савич, а позже Татьяна Ивановна Сергеева, по-видимому, вдова одного из братьев. Интересно, что в соседней с Кузнечихой деревне Даниловка помещиком во второй половине XVIII века был Евграф Алексеевич Сергеев, а позже его сын Порфирий Евграфович. Каким образом имения от Сергеевых перешли грузинским князьям, пока непонятно. После смерти Петра Егоровича имение в Державино наследовал его сын Александр Петрович , а потом внук Егор Александрович Дадиани . Князья в Державино не жили, всеми делами заведовал управляющий. В начале 30-х годов имение в Державино от Егора Александровича Дадиани перешло Михаилу Михайловичу Хрущёву. Видимо, было продано.
Попробуем проследить по метрическим книгам села Кузнечиха , кто из Дадианов наследовал имение в этом селении после Петра Егоровича. Это сделать оказалось достаточно сложно, поскольку местные священники в большинстве случаев не называли имя и отчество князей, ограничиваясь записью фамилии помещика, причем она могла писаться Дадиани, Дадьян или Дадианов. Исключением был период с 1817 по 1822 год, когда один из князей Дадиани проживал в Кузнечихе. Но, прежде чем рассказать об этом человеке, нарисуем схему родственных связей в семье Петра Егоровича Дадиани, опираясь на источники [2] и [3] .
Как видно из схемы, у Петра Егоровича был один сын - Александр, а вот внуков судьба подарила ему много. Согласно [3] , их было 4: Егор, рано умерший Петр, Леон и Николай. Между тем у Александра Петровича Дадиани был ещё один сын - Дмитрий, который и наследовал после смерти отца имение в Кузнечихе и жил там несколько лет до своей трагической гибели.
Дмитрий Александрович Дадьян (так писалась фамилия в документе [4] ), устроившись удобно в тележке, запряженной лошадью, отправился в поле, где бабы и девки пололи пшеницу. Дело было в субботу 16 июля 1822 года в 10 часов утра. На обратном пути в барина кто-то выстрелил из высоких зарослей конопли, тянувшихся вдоль пустынной дороги. Как потом выяснилось, стреляли из двух ружей дробью и картечью (свинцовыми шариками разных размеров). Князя просто изрешетили: доктор в протоколе сообщал о множестве ран на спине и пояснице. Старик Фёдор Самсонов рассказывал, что, услышав вопли какой-то Настасьи Ивановой о беде, он вместе с женщинами, работающими в поле, бросились бежать в село, предполагая какое-то бедствие типа пожара. На дороге они нашли истекающего кровью барина. Князь прожил ещё два дня и успел рассказать следователям, что подозревает в нападении отставного солдата Герасима Тимофеева с его братом Иваном. Он их видел на дороге перед нападением, а потом они якобы спрятались в овражек. Также князь заявил, что его хотели убить крестьяне (он назвал их имена), которых он не пустил на оброк. Провели осмотр конопляных зарослей и обнаружили там следы ног и нож, который, как выяснилось, принадлежал крестьянину Петру Федорову. Подозреваемых посадили под караул, начались допросы. Читая протоколы этих допросов, можно много узнать о действующих лицах кузнечихинской драмы.
Вторым стрелком был 75-летний крестьянин Петр Федоров Кузнецов. Он был продан князем в 1819 году в соседнюю новопоселённую деревню Болховку, умудрился там поссориться с новым помещиком, и «за ослушание» был наказан 30 ударами плетей. Как выяснилось, Петра Федорова продали одного, разлучив его с семьёй. Видимо, это и было причиной ненависти к князю. Любопытно, что Дадьян и покупателя (князя Якова Болховского) к тому же обманул, указав в качестве сына Петра Кузнецова не Василия Петрова, имеющего к моменту продажи отца своих 2 сыновей и 4 дочерей, а какого-то одинокого Якима, «одних лет с Петром Федоровым». Болховский оценил свои убытки в связи с этим в 3000 рублей.
В деле о расследовании убийства упоминается много разных Кузнецовых, причем в случае некоторых добавлялось почему-то «некоропковы» (именно так, с маленькой буквы и слитно). Коропковы в деревне тоже были; вторая фамилия у этой семьи была Сарандаевы. По две фамилии имели многие семьи в Кузнечихе – Столяровы-Деруновы, Солдатовы-Губановы, Дербышевы- Баранниковы, Токмаковы- Барахтины. Архивное дело [4] очень интересно с точки зрения поиска предков. В большинстве случаев крестьяне здесь указаны с фамилиями, что мало характерно для метрических книг и исповедных ведомостей того времени.
Арестованные сопротивлялись недолго, уже на втором допросе сознались, что стреляли в барина. Петр Федоров объяснил свой поступок ненавистью к барину (как бы сейчас сказали, неприязненными отношениями) из-за внучки Татьяны, дочери сына Григория, соблазнённой князем. Герасим Григорьев тоже жаловался на то, что барин неоднократно приставал к его жене Матрене, а она жаловалась мужу. Но в отличие от Петра Федорова, утверждающего, что никто из родных и соседей не знал о задуманном, Герасим Григорьев рассказал, что убить князя его многократно уговаривали сельчане, а выборный – Иван Федотов Лебедев даже обещал 400 рублей (деньги собирались со всей общины). Видимо, достал князь кузнечихинских крестьян! Более того, выяснилась, что это была не первая попытка покушения. Еще весной, после пасхи Герасим вместе с несколькими крестьянами (были названы их имена), вооружившись, ружьями, рычагами (?) и веревочными петлями «для удавления», ходили ночью на господский двор. Барин их увидел и бросился за ними бежать (?!). Струсили, видимо, мужики. Покушение не удалось, стали искать другой случай. Выстрелить в спину оказалось легче.
Начали допрашивать мужиков. Все они участие в заговоре, сборе денег и даже в попытке выпросить переход на оброк отрицали. На первых допросах видны расхождения в деталях, но при следующих все показания стали как под копирку. Это выборный Иван Лебедев, похоже, провел инструктаж. О ночном сходе проговорился один допрашиваемый. Все остальные этот факт отрицали, а про проговорившегося рассказали, что пришел он зачем-то один по собственной инициативе ночью в дом выборного, но больше никого из крестьян не было.
Допросили и женщин. 19-летняя Матрена, жена отставного солдата, подтвердила, что барин к ней приставал, а она действительно жаловалась мужу. Однако позже, при следующих допросах, женщина от своих слов отказалась. Татьяна Григорьева, девица 17 лет, рассказала следователю, что живет уже два с лишнем года в доме барина с целью «блюдования». Впрочем, она всем довольна и никаких претензий к покойному не имеет.
После проведения расследования на месте около 30 крестьян, 4 реквизированных ружья и 1 нож увезли в Спасск, где ими занялся уездный суд. Между тем в Кузнечиху прибыл брат убитого князя Николай Александрович Дадьян. Он начал торопить и контролировать судебное разбирательство, одновременно начав собственное расследование преступления. 19 августа Дадьян подал прошение, в котором сообщил о признании брата отставного солдата Герасима Дмитрия Тимофеева. Последний якобы рассказал новому барину, что, когда он навещал брата в каземате, последний передал ему записку, в которой солдат требовал обещанные деньги, перечисляя имена крестьян и суммы, которые они обещали. По дороге крестьяне (а Дмитрий ездил в Спасск не один) поняли, что «везут в деревню беду», изваляли эту записку в грязи и подсунули её под обод колеса. Надо сказать, весьма странная расправа над запиской. А просто разорвать её нельзя было?
С этой запиской вообще всё непонятно. Во-первых, как Герасим её написал? Он не владел грамотой. Во-вторых, кто эту записку мог прочитать в селе? В протоколах ясно написано, что все допрашиваемые, в том числе и выборный Иван Лебедев, неграмотны. Да и что бы Герасим Григорьев с этими 400 рублями в тюрьме мог сделать? Убили бы его там да обокрали сокамерники. Между тем следователи начали с этой запиской разбираться. Её наличие отрицал не только сам Герасим, но и брат его Дмитрий на допросе не подтвердил слова барина. Допросили караульных, те показали, что записку передавали. Видел записку и хозяин постоялого двора, где останавливались крестьяне. Тогда Петр Федорович начал утверждать, что в записке была только просьба сельчанам не обижать его родных. А когда выяснилось, что караульный углядел в записке слова о деньгах, Кузнецов стал доказывать, что речь шла о деньгах, которые задолжали ему родственники. Видимо, сметливый был мужик в отличие от своего напарника. Жизненного опыта у него было побольше, понимал, что к чему.
Следствие ни шатко, ни валко продолжалось. Шли допросы, крестьяне в заговоре не сознавались. Князь Николай Александрович Дадьян, а позже и присоединившийся к нему брат Егор Александрович требовали ускорения следствия и жестокого наказания крестьян. Вице-губернатор А.Я Жмакин прислал нового следователя – Леонтия Дмитриевича Борисова. Все допросы повторились, были проведены очные ставки. Новый следователь был очень педантичен и старателен, соблюдал идеальный порядок во всех документах (читать – одно удовольствие!). Но следствие при этом не ускорилось. Наконец 26 декабря 1822 года в тюрьме умер Петр Федоров Кузнецов. Перед смертью он исповедовался и подтвердил, что никто из крестьян о задумке убить барина не знал. Кстати, отчет священника об исповеди вложен в дело. Как и результаты исповеди других подозреваемых крестьян. По всей видимости, крепостные крестьяне были хорошо осведомлены о соблюдении тайны исповеди, и посему клялись священнику, что ничего о заговоре и убийстве не знали. А ровно через год – 27.12.1823 г., умер в тюрьме и второй убийца Герасим Тимофеев. Если смерть Петра Федорова еще можно объяснить его возрастом, то смерть 33-летнего отставного солдата выглядит как-то подозрительно. Интересно, что, будучи «в тяжелой болезни», он тоже исповедовался и тоже поведал священнику, что никто из крестьян в заговоре не участвовал, задумали и убили князя они вдвоем с Петром Федоровым. Что случилось дальше с другими крестьянами, просидевшими почти год в каземате, неизвестно. Последний документ в деле [4] датирован февралем 1823 года. Там сообщается, что дело не завершено из-за противоречивости показаний подозреваемых.
Закончив эту детективную историю, можно приступать к изложению истории землевладения в селе Кузнечиха. Итак, после смерти Петра Егоровича Дадиани имение перешло его сыну Александру Петровичу, а в 1811 году внуку Дмитрию Александровичу. Последний был бездетен, поэтому после его убийства имение было разделено между братьями Николаем и Егором Александровичами , и сыновьями умершего третьего брата Леона – Александром, Дмитрием, Петром и Николаем Леоновичами Дадиани . Раздельный акт был подписан 12.01.1825 года [5] . Отсюда следует, что дата смерти Леона Александровича, указанная в [3] , является ошибочной. Он умер лет на 20 с лишнем лет раньше.
Карл Барду Портрет Николая Васильевича Колбецкого
В 1827 году Николай Александрович и Егор Александрович свои части имений продали: первый - Агафье Трофимовой Немирович-Данченко , жене чиновника 6 класса Емельяна Петровича Немирович-Данченко, второй – надворному советнику Николаю Васильевичу Колбецкому . Надо сказать, что в приход села Кузнечиха входила деревня Лобовка (второе название – Александровка ). Изначально она тоже принадлежала Дадиани. Однако практически одновременно с появлением в этих местах князя Дмитрия Дадиани Лобовка перешла во владение княгине Екатерине Александровне Хованской . Было искушение, опираясь на одинаковые отчества, посчитать её сестрой Дмитрия Дадиани. Но следующим помещиком в этой деревне был князь Александр Сергеевич Хованский , сын симбирского губернатора Сергея Николаевича Хованского. Известно [6] , что женой губернатора была Екатерина Александровна Наумова, в первом замужестве Аплечеева. По всей видимости, Хованская купила Лобовку у Дадиани.
Фрагмент карты Спасского уезда 1895 года
Еще одно селение было отпочковано от села Кузнечиха – деревня Болховка . Из документов [7] и [8] известна история её появления. В 1819 году 16 августа Дмитрий Александрович Дадиани за 21000 рублей продал 105 душ крестьян из села и 1100 десятин своей земли князю Якову Николаевичу Болховскому . Проданная земля представляла собой так называемое Бурнаевское урочище. В купчей оговаривалось, что Дадиани обязан в течение года переселить за свой счет проданных крестьян на эту землю, то есть перенести избы, заменив сгнившие бревна, и построить рядом с каждой избой амбар с погребом. До выполнения этого требования Болховский оставил себе залог 12750 рублей. Далее разгорелась большая тяжба, которой посвящено архивное дело [8] .
Из этих документов ясно, что Болховский в сентябре 1819 года во владение вступил, но залог Дадиани не вернул. Между тем в Казань в 1820 году пришло уведомление, что Дадиани, живя до 1817 года в Москве, наделал огромное количество долгов. Видимо, потому он и перебрался жить из столицы в нашу глушь. Несколько человек подали на князя иски. Дмитрий Александрович предложил эти векселя оплатить теми деньгами, которые не отдал ему Болховский (хотя эти деньги не составили и половину от задолженной по векселям суммы). Болховский возмутился и предъявил свой счет. Яков Николаевич утверждал, что сосед не построил обещанные амбары для переселенных крестьян, и ему пришлось это делать за собственный счет. Предъявил он также счет за вырубленный на проданном участке лес, оплаченного им рекрута, перевезенное из Москвы семейство дворового человека и прочее. В результате в должниках, по мнению Болховского, оказался сам Дадиани. В ссору двух соседей было втянуто Казанское губернское правление. Было публично объявлено, что Дадьян "ведет распутную жизнь", "притесняет своих крестьян" да ещё не платит государству положенные налоги. Имение в Кузнечихе решили описать и взять под опеку, на что Дмитрий Александрович согласился при условии выплаты определенной суммы на своё содержание. Но тут произошло убийство, и тяжбу с Болховским продолжили наследники. Разборки продолжались почти 10 лет. Всплыло какое-то запутанное дело о продаже 15 крестьян, которых вроде бы князь Дмитрий сначала продал Болховскому, а потом опять у него купил. Разобраться во всем этом не могли даже современники тех споров, а уж нам, наверно, и браться не стоит. Сообщаю об этой тяжбе лишь для тех, кто задумает найти своих крестьянских предков из Кузнечихи и Болховки.
Продолжим рассказ о помещиках села Кузнечихи (Петропавловское). Но прежде посмотрим на продолжателей рода Петра Егоровича Дадиани. Из всех сыновей Александра Петровича род смог продолжить лишь рано умерший Леон Александрович Дадиани.
Он был женат дважды, с первой женой он, видимо, развёлся. В этом первом браке родился старший сын Александр . Остальные сыновья - Дмитрий, Пётр и Николай родились от второго брака с Нарышкиной. Именно эти четверо Леоновичей делили оставшуюся во владении князей Дадиани землю в Кузнечихе в 1838 году [5] . Впоследствии имение в Кузнечихе достались Антону и Митрофану Александровичам Дадиани. После смерти Дмитрия Леоновича какое-то время помещицей в Кузнечихе [9] числилась также Елизавета Михайловна Дадиани , урожденная Баратаева (1811 - 13.04.1876). Но ни в этой семье, ни у других братьев Дадиани, кроме Александра Леоновича, детей не было.
Антон Александрович Дадиани проживал в Ставрополе Самарской губернии. Там он оказался должен большую сумму денег губернской секретарше Клавдии Владимировне Языковой . Выплатить по иску, предъявленному 25.05.1874 г., он не смог, и его часть имения в Кузнечихе (474 десятин земли) была выставлена на торги. Языкова и выиграла эти торги, заплатив 14000 рублей и став ещё одной землевладелицей в селе [10] .
Митрофан Александрович Дадиани жил в Санкт-Петербурге. У него в 1878 году случилась тяжба с некой Раисой Ивановной, вдовой коллежского регистратора Андрея Игнатьевича Кларен [11] . Суть конфликта не очень понятна, что-то связано с опекунством. Сумма иска вдовы за два года стремительно выросла от 69 до 413 рублей. И совсем уже непонятно, почему из-за такой в общем-то незначительной суммы Казанским окружным судом было решено выставить на торги имение Митрофана Дадиани. Торги состоялись 14.07.1880 г. Землю выкупил за 5500 рублей Николай Евгеньевич Баратынский .
Что касается других помещиков села Кузнечихи, то после Агафьи Трофимовой Немирович-Данченко помещиком в селе стал её сын Михаил Емельянов Немирович-Данченко [9] . Николай Васильевич Колбецкий разделил свое имение между сыном Дмитрием Николаевичем Колбецким с его женой Павлой Ксенофонтовной и дочерьми - девицей Екатериной Николаевной Колбецкой и Натальей Николаевной , вышедшая замуж за какого-то из Немирович-Данченко [5] . В ревизской сказке 1850 года [12] в качестве помещиков указаны, кроме Дмитрия Колбецкого, его сестра Анна Николаевна Леонтьева по мужу, а также сообщается, что владелец крестьян с. Кузнечиха коллежский советник Карл Иванович Крамер купил имение у Сергея Николаевича Колбецкого (третий сын Николая Васильевича) и его сестры поручицы Екатерины Николаевны Волковой.
