"Ушибленный театром"
Создание театральной труппы из собственных крепостных крестьян – явление, довольно распространённое в русском дворянском обществе в период его высшего благосостояния (вторая половина XVIII – первая половина XIX в.). Веком ранее дворянам было не до театров, а к концу XIX столетия театры помещикам стали не по карману. Тем более, что такие частные театры уже не могли конкурировать с появившимися профессиональными труппами.
Провинциальные города всегда старались угнаться за столичными, мода на крепостные театры не обошла и Казань. Самый известный здесь театр – это крепостной театр Павла Петровича Есипова. Выйдя в отставку в чине прапорщика (военная служба ему явно не понравилась) и получив в наследство от умерших родителей несколько имений, он занялся созданием собственного театра. Собрав труппу из крепостных крестьян и крестьянок и обучив их красиво говорить, петь, двигаться, носить несвойственную им одежду, сначала он организовывал спектакли у себя в имении. Считается, что это происходило в селе Юматово Свияжского уезда. Красочное описание одного такого посещения Юматово дано Филиппом Филипповичем Вигелем, посетившим Казань в 1805 году и оставившим воспоминания о многих казанских помещиках того времени [1] .
жил тогда в деревне, я думаю, единственной, ему оставшейся, верстах в сорока от Казани» . Выехали они из Казани в 6 вечера, «ехали не шибко, переменяли лошадей и переправлялись через Волгу», прибыли на место почти в 12 ночи. Хозяин встречал их с музыкой и пением и сразу усадил за стол, заставленный многочисленными блюдами и бутылками. Еда Вигелю не понравилась, ещё меньше пришлись ему по вкусу напитки. Да и характеристику хозяину путешественник дал не очень лестную: «Господин Есипов был рано состарившийся холостяк, добрый и пустой человек, который никакого понятия не имел о порядке, не умел ни в чём себе отказывать и чувственным наслаждениям своим не знал ни меры, ни границ». По больше всего Вигеля поразило то, что актрисы, «всё эти Фени, Матреши, Ариши», сели за один стол с гостями и вели себя весьма вольно. Более того, «на другом конце стола сидели, можно ли поверить? актеры и музыканты Есипова, то есть слуги его, которые сменялись, вставали из-за стола, служили нам и потом опять за него садились.» Спать гостей уложили на полу, выдав весьма несвежие постельные принадлежности. Проведя ужасную ночь, искусанный комарами и клопами, Вигель вышел в сад. Там он увидел печальное зрелище: «Длинные аллеи прекрасно насаженного сада, с бесподобными липами и дубами, заросли не только высокою травой, в иных местах даже кустарником; изрядные статуи, к счастью, не мраморные, а гипсовые, были все в инвалидном состоянии; из довольно красивого фонтана, прежде, говорят, высоко бившего воду, она легонько сочилась. Взгляд на дом был еще неприятнее; он был длинный, на каменном жилье, во вкусе больших деревянных домов времен Елизаветы Петровны, обшитый тесом, с частыми пилястрами и разными фестонами на карнизах, с полукруглым наружным крыльцом, ведущим сперва к деревянной террасе; все ступени были перегнивши, наружные украшения поломаны, иные обвалились; если запустение было в саду, то разорение в доме. Один только новопостроенный театр в боку содержался в порядке. Видно, что отец жил барином, а сын фигляром.» Вечером был дан спектакль, «играли и пели они, как все тогдашние провинциальные актеры, не хуже, не лучше». Пережив ещё одну ночь, честная компания отправилась обратно в Казань, заехав по пути обедать к сестре и зятю Есипова, бригадиру Фёдору Фёдоровичу Геркену, «которые, кажется, редко с ним (Есиповым) виделись и совсем иным образом жили». Речь, видимо, идет об имении Геркеных в Татарском Бурнашево.
Какое представление о личности Павла Петровича мы можем получить из этих впечатлений 19-летнего амбициозного молодого человека, рожденного в семье «то ли финна, то ли эста » и воспитанного немцем. Педантичную натуру Вигеля больше всего поразило отсутствие порядка и чистоты в доме. А часто вы видите уют и порядок в доме творческого человека? Даже Господь Бог творил наш мир из хаоса. Порядок – это конец творения. Некий уют в доме творческого человека может создать только женщина, посвятившая себя творящему. А Есипов жил один. Вигель называет его холостяком, но это не так. У него была жена Наталья Васильевна, урожденная Головина (16.08.1773-6.04.1844) и двое сыновей. Но жена, видимо, приняв решение не жертвовать своей жизнью ради мужа, одержимого театром, жила где-то отдельно.
Гость обратил внимание на ново построенный театр, который единственный выглядел ухоженным в этой усадьбе. Как ему быть неухоженным, если это любимое детище хозяина, смысл его жизни и предмет всех его удовольствий. Очень неприятно удивило Вигеля присутствие крепостных актеров за общим столом. Присутствие красивых девушек можно понять, вспоминая развлечения наших современных богатеев. Но у Есипова вместе с господами сидели актеры и музыканты и другого пола, которые при этом успевали выполнять обязанности лакеев. Филиппа Филипповича, стыдящегося того, что его предки оказались не шведами, а какими-то «чухонцами», а не сделавших карьеру родственников прямо называвшего глупцами, такая вольность крепостных при попустительстве барина просто возмутила. Ну а для нас эта вольность, наверно, покажется скорее показателем отношения Павла Петровича к актерам, как к членам семьи, главой которого он является.
И с снисходительно-презрительной характеристикой – «добрый и пустой » и «чувственным наслаждениям своим не знал ни меры, ни границ» , тоже можно поспорить. И вот почему. Чувственные наслаждения русского барина XVIII-XIX века – это еда, вино, охота, женщины, можно добавить сюда ещё карточную игру как способ убить время. Исключив из этого списка женщин (тут много сплетен ходило), можно сказать, что никакого влечения к этим сторонам жизни Павел Петрович явно не испытывал. Это видно даже из рассказа самого Вигеля. Есипову было явно наплевать на качество еды и напитков, на комфорт своего жилища. Ему нужны были театр и зрители в нем. Это «чувственное наслаждение » совсем другого уровня духовного развития человека. Более того, Есипов не остановился на домашних спектаклях, сопровождающихся другими увеселениями гостей. «Пустой » человек не будет строить на свои деньги городской театр – театр для всех желающих приобщиться к искусству. Есипов пытался, пусть и не совсем удачно, даже мусульман подружить с театром.
Зарисовка театра, построенного П.П. Есиповым в 1802 году
Говорят, что он потратил на это строительство 30 тысяч рублей. Для сравнения один крепостной в то время стоил 80 -150 рублей. Для современного человека ужасно сравнивать что-то со стоимостью человека, но в XVIII веке продажа людей была нормой. Деньги на театр Есипов собирал, продавая своих крепостных крестьян. Павел Петрович был единственным сыном в семье, поэтому получил бо льшую долю имущества родителей. Только в Казанской губернии его отец владел крестьянами в Ромодане Спасского уезда, Юматове, Бурнашево, Кляри, Буртас, Косяково, Белой Волошке Свияжского уезда, Большой Елани Казанского уезда. К концу жизни у Павла Петровича осталось лишь небольшое количество крестьян в Юматово, да старый дом там, построенный, видимо, еще его дедом по матери генерал-майором Петром Федоровичем Кольцовым.
Содержание здания театра, его актеров, изготовление костюмов и декораций – всё требовало больших денежных вложений. К тому же Есипов стал приглашать в новый театр профессиональных актеров, например известного московского актера и драматурга П.А. Плавильщикова. Сергей Аксаков, часто вспоминавший казанский театр Есипова [2] , называл и других актеров по найму – Грузинова, Расторгуева, Прыткова. Павел Петрович посылал на обучение в Петербург, в частности к знаменитому актеру того времени Ивану Афанасьевичу Дмитриевскому, наиболее талантливых из своих крепостных артистов. Для Есипова его театр не был игрушкой, он делал всё возможное, чтобы в Казани появился высокопрофессиональный театр, не хуже, чем в столицах. После смерти Есипова в 1814 году желающих взять театр на обеспечение не нашлось. Спектакли прекратились, здание после пожара 1815 года было разобрано и продано Казанскому Богородицкому монастырю. Так бывает в жизни, и надо признать, довольно часто. Любое перспективное начинание глохнет, когда иссякает источник движущей его силы, когда не подготовлены запасные двигатели (ученики и последователи).
Что осталось после смерти Павла Есипова? О чем он беспокоился в последние дни своей жизни? В казанском архиве сохранились документы [3] , содержащие его завещание, составленное 3 июля 1814 года, за день до смерти.
В нём речь идёт о предоставлении свободы его дворовым людям вместе с их семьями: Михаилу Владимирову Соколову, Николаю Иванову Комякову, Максиму Иванову Гуляеву, Никифору Михайлову Калмыкову, Петру Иванову Панову, Карпу Федорову Запольскому, а также двум дворовым девкам Фёкле Исаковой Кубанцовой и Фёкле Парфеновой Парфеновой. Это актеры его театра, о дальнейшей судьбе которых он позаботился. Все он[4] , что Волков вырос в московском Воспитательном доме, играл в Петербургском Вольном Российском театре, а потом в Московском Петровском театре.
Исполнить свою последнюю волю Есипов поручил мужу сестры – Фёдору Федоровичу Геркену, который в свое время выкупил у Павла Петровича бо льшую часть его имений. Оставшиеся крестьяне (92 д.) в Юматово, находившиеся в закладе под долг 5500 рублей, по доверенности от сыновей Павла Петровича в 1815 году были проданы Екатерине Александровне Хованской и Анне Фёдоровне Наумовой [5] . Геркен оформил также сделку по продаже каменного двухэтажного дома на Поповой горе, принадлежащего Есипову. Видимо, тогда же избавились и от здания театра. Это всё, чем владел Павел Петрович Есипов перед своей кончиной.
А ещё после смерти Есипова остались слухи и сплетни о нём, которые за прошедшие столетия превратились в легенды, пересказываемые современными знатоками казанской истории. Например, рассказ о том, как Есипов, ублажая императора Павла I сладкоголосым пением своих крепостных актрис в Лядском саду, выпросил у него разрешение на строительство театра. В свой приезд в 1798 году в Казань император принял много полезных для города решений – создать особое ведомство по охране казенных лесов, открыть гимназию в пустующем губернаторском доме, восстановить давно разрушенный городской Гостиный двор в камне, выделив на всё это деньги. А ещё он заложил первый камень в основание строящегося в Казанском Богородицком монастыре собора и тоже пожертвовал крупную сумму [6] . А вот документа о разрешении строительства театра в Казани в 1798 году до сих пор не обнаружено. Павел I с детства любил театральные представления и вряд ли бы отказал Есипову тем более, что последний собирался строить театральное здание за свой счет. Только никаких свидетельских показаний о такой встрече двух Павлов нет, да и Лядского сада тогда не существовало. На этом месте был плац, на котором солдаты учились маршировать.
Ещё более захватывающе слушать о бедной красавице Фёкле Аникеевой, крепостной актрисе, которую похотливый старик Есипов никак не хотел отпускать на свободу. Ей пришлось бежать и тайно обвенчаться со своим молодым возлюбленным - французом Пети, служившим в казанском почтамте. И только заступничество казанского общества помешало противному старикашке преследовать молодых супругов. Несколько иначе эта история звучит из уст современника - Сергея Тимофеевича Аксакова, лично знавшего супругов Пети [2] .
По его словам, Феклуша Аникеева – крепостная девушка Есипова, « была нехороша собою, но со сцены казалась красавицей; она имела черные, выразительные глаза, а вечернее освещение, белилы и румяны доканчивали остальное». Зато Феклуша была чрезвычайно талантлива. Есипов возил её в Петербург, где она брала уроки у самого Дмитриевского, который её очень хвалил. 10 лет Феклуша Аникеева была примой есиповского театра, 10 лет приводила в восторг своей игрой казанских зрителей. У нее был много поклонников, но, будучи девушкой скромной, она на эти ухаживания не отвечала. Но потом она приметила скромного юношу, давно влюбленного в неё. Они тайно обвенчались и уехали в Москву, где девушка мечтала сделать театральную карьеру. Причем юноша был беден, побег и устройство на новом месте материально обеспечила сама Феклуша. Аксаков рассказывал, что у девицы было накоплено около 2000 рублей из подарков публики. Деньги актерам богатые зрители бросали прямо во время спектакля, по 100 и более рублей. Владелец театра на эти деньги не претендовал. Феклуша рассказывала Аксакову, что она могла бы и 5000 рублей накопить, если бы умела беречь деньги. Мечту о московской сцене поселил в девушке, скорее всего, Плавильщиков, обещавший ей протекцию в столице. Он старался изо всех сил, но дебют актрисы в столичном театре с треском провалился. Столица есть столица, провинциальным актерам добиться там успеха чрезвычайно сложно во все времена. Молодые люди с новорожденной дочкой остались без средств к существованию. Позже Аксаков с семьей Пети не общался, слышал только, что Феклуша определилась в какой-то губернский театр, а вскоре умерла.
В таком изложении Есипов уже не выглядит злодеем, а Феклуша наивной жертвой. Понять Есипова можно – он вложил столько сил в обучение молодой девушки; её отъезд лишал театр талантливой актрисы, играющей главные роли. Да может быть, и предвидел он, как опытный театрал и проживший жизнь человек, её судьбу. Кто знает, каковы были его причины сопротивляться замужеству и освобождению подопечной. Освободил же в конце концов, отпустил!
Ещё более серьёзные обвинения в адрес Павла Петровича выдвинуты в воспоминаниях казанского дворянина Николая Ивановича Мамаева [7] . Мамаев рассказал мистическую историю, якобы случившуюся со старой знакомой его матери Александрой Фёдоровной Каховской. Одним летним днем Каховская отправилась в гости в имение своего брата. После переправы через Каму она поняла, что не успеет добраться до цели своего путешествия из-за надвигающейся грозы. Женщина свернула с дороги в имение Павла Петровича Есипова и заночевала там в его давно пустующем доме. Ночью её навестило привидение и вывело к дереву в саду, где утром откопали разложившийся труп девушки. Местные крестьяне опознали девушку как бывшую прима-актрису крепостного театра Груню, бесследно пропавшую много лет тому назад. Вернувшись в Казань, Каховская бросилась к Есипову и застала его в предсмертных муках (он умер 4 июля 1814 года). Павел Петрович якобы сознался Александре Фёдоровне в убийстве этой Груни, совершенном на почве ревности, и облегчив таким образом душу, скончался.
Не будем обсуждать достоверность гуляющих по усадьбе привидений и уголовно наказуемых поступков Есипова. Нас будет интересовать маршрут путешествия отважной Александры Фёдоровны. Такая дама действительно существовала, она была дочерью известного казанского помещика Фёдора Фёдоровича Желтухина. За Камой у Желтухиных были имения в Урахчи, Базяково и Салманах. Скорее всего, Каховская направлялась в Салманы. По дороге она могла встретить только одно имение Есиповых – Ромодан. Но к 1814 году Ромодан уже целиком принадлежал сестре Павла Петровича Екатерине Петровне Геркен. После 1807 года в метрических книгах села фамилия Есиповых больше не встречается. Впрочем, Каховская могла по старой памяти назвать Ромодан имением Есипова. Возможно, именно там Павел Петрович и начинал создавать свой театр. В убийство Груни оскорбленным в своих чувствах помещиком верить как-то не хочется, но на всякий случай метрические записи приходской книги села Ромодан за 1814 год были внимательно просмотрены. Записи об отпевании Груни, Агриппины или Аграфены там не нашлось. Впрочем возникает вопрос, а отпевали ли в таком случае покойника?
Что ж… Неординарный человек всегда привлекает к себе внимание людей, вызывая множество пересудов, в которых правда чередуется с вымыслом. Доверимся в оценке значимости для Казани личности П.П. Есипова не приезжему молодцу, а действительному знатоку театрального искусства Сергею Тимофеевичу Аксакову. Он знал весь репертуар театра Есипова, был лично знаком с Павлом Петровичем и даже в конце жизни гордился тем, что Есипов похвалил его юношеские попытки реализовать себя на сцене. Аксаков писал [2] :
"Казань обязана П. П. Есипову полною благодарностью; Казань имела замечательный театр тогда, когда губернских театров, и то весьма плохих, в целой России было очень мало."
